Я БЫ С УДОВОЛЬСТВИЕМ УМОЛЧАЛА о том, о чем собираюсь писать дальше, если бы что-то из этого повествования было моим личным делом. Также я умолчала бы по причине того, что мне сложно выразить свои мысли, ибо немногие души способны уразуметь пути Божьи, так мало известные и столь непонятные людям. Мне самой никогда не доводилось читать ничего подобного. Но я буду говорить о вещах, касающихся внутреннего состояния, в котором я пребывала. Я буду уверена, что не зря потратила время, если это как-то послужит тем из вас, кто желает войти в число моих детей.
Это уже служит тем, кто является моими детьми, ибо это побуждает их предоставлять Богу возможность прославлять Себя по Его изволению, а не по их собственной воле. Если в моих словах будет нечто им непонятное, пусть они умрут для самих себя. Они найдут, что им будет легче учиться на собственном опыте, нежели из моих слов, ибо слова никогда не сравнятся с пережитым опытом. После того как я вышла из испытания, о котором рассказывала, я заметила, что оно очистило мою душу, вместо того чтобы запачкать ее, как я того боялась. Теперь мое обладание Богом было таким чистым и огромным, что ничто другое не могло с ним сравниться. Что касается мыслей и желаний, то все они были чисты, обнажены, потеряны в божестве, так что в душе не было заметно ни одного эгоистичного движения, каким бы правдоподобным и деликатным оно не было. Все силы разума и чувств были дивно очищены. Иногда я даже удивлялась, что не появлялось ни одной эгоистичной мысли. Мое воображение, прежде столь неугомонное, теперь меня ничуть не беспокоило. Мне не случалось больше бороться с путаницей в мыслях или неприятными воспоминаниями. Воля, будучи совершенно мертвой для всех ее желаний, была склонна только угождать Богу и Его планам.
Эти простор и обширность, ничем не ограниченные, каким бы простым и банальным это ни казалось, возрастали с каждым днем. Моя душа, разделяя все качества своего Супруга, казалось, разделяла с Ним Его безмерность. Когда я молилась, то ощущала непостижимую открытость и целеустремленность. Я была вне своего тела, возносилась ввысь. Я верю, что Богу было угодно благословить меня таким опытом. В начале этой новой жизни Он дал мне понять, заботясь также о благе других душ, насколько простым и притягательным является переход души в лоно Божье. Когда я шла на исповедь, то ощущала такую погруженность души в Него, что с трудом могла говорить. Это вознесение духа, в котором Бог так сильно привлекает душу к Самому Себе, а не к ее собственным глубинным тайникам, возможно только после смерти собственного я. Душа, на самом деле, как бы выходит из самой себя, чтобы перейти в свой божественный объект. Я называю это смертью, или другими словами переходом из одного места в другое. Это действительно счастливое перемещение для самой души, ибо это ее переход в землю обетованную. Дух, сотворенный для пребывания в единстве со своим божественным Источником, обладает теперь таким могущественным к Нему притяжением, что если бы не постоянное чудо, его движущая сила заставляла бы и тело следовать за ним, по причине силы его устремленности и прекрасного восхождения.
Но Бог даровал духу земное тело, дабы оно служило ему противовесом. Этот дух, созданный для единения с его Источником, чувствуя себя притягиваемым своим божественным объектом безо всякого посредничества, стремится к нему с таким огромным рвением, что Бог поддерживает некоторое время силу тела, обязанного удерживать дух, за которым оно так неистово рвется. Когда дух недостаточно очищен, чтобы перейти в Бога, он постепенно возвращается к самому себе, по мере того, как и тело обретает вновь свои способности и возвращается на землю. Самые совершенные святые, стремившиеся к этому уровню, так и не достигали ничего подобного. Некоторые теряли его к концу своей жизни, ведя жизнь уединенную и чистую, как другие. Они обрели ощущение постоянства и реальности того опыта, который они воспринимали, как ранние переживания перехода, ибо их тело стало доминировать и преобладать над побуждениями духа. Это правда, что душа, умирая для самой себя, переходит в свой божественный Объект. Именно это я тогда и пережила. Я находила, что чем дальше я продвигаюсь, тем больше мой дух теряется в Его Суверенной воле, которая все сильнее привлекает его к Себе. Ему было угодно, чтобы я познала этот опыт ради блага других, а не ради самой себя. Действительно, Он все глубже погружал мою душу в Самого Себя, пока она совершенно не скрылась из собственного поля зрения, и уже не могла себя воспринять. Казалось, что она перешла в Него. Это подобно тому, как река впадает в океан, теряясь в нем. На некоторое время ее воды отличаются от морских вод, но вскоре они уже превращаются в море, обладая всеми его качествами.
Так и моя душа была потеряна в Боге, который сообщил ей Свои качества и удалил ее ото всех ее собственных наклонностей. Ее жизнь теперь полна непостижимой невинности, неизвестной или непонятной всем тем, которые все еще закрыты в себе или живут лишь ради себя. Радость, обретаемая такой душой в Боге настолько велика, что она способна испытать истину слов царя-пророка «Все пребывающие в Тебе, о, Господь, это люди восхищенные радостью». Именно к такой душе обращены слова нашего Господа: «...и радости вашей никто не отнимет у вас» (Иоанна 16:22). Это похоже на погружение в реку мира. Душа пребывает в постоянной молитве. Ничто не способно удержать ее от молитвы или от любви к Богу. Она абсолютно свидетельствует о достоверности слов, сказанных в Песнях Песней: «Я сплю, а сердце мое бодрствует», ибо она находит, что даже сон не властен прервать ее молитву. О неизъяснимое счастье! Кто бы мог подумать, что душа, которая ранее пребывала в крайней нищете, смогла обрести счастье подобное этому? О, блаженная бедность, счастливая утрата, сладостное ничтожество, приобретающие ни что иное, как Самого Бога в Его необъятности, Который более не связан ограниченной природой творения, но способен всегда привлекать его, полностью погружая его в Свою божественную сущность.
Тогда душа понимает, что все состояния приятных видений, откровений, экстаза и восхищения, являются скорее препятствиями, ибо они не служат тому иному высшему состоянию. Известно, что человек, находясь в состоянии, когда он имеет чью-то поддержку, обычно болезненно с ней расстается, однако и не способен обрести нечто лучшее без подобной потери. Здесь истинны слова одного опытного святого, который говорит: «Когда любовь к самому себе ничего мне не дала, тогда лишение ее дало мне все». О блаженная смерть пшеничного зерна, что заставляет его принести плод во сто крат больший! Просто поражает душа, когда она пассивна, и всегда готова принять из руки Божьей как доброе, гак и злое. Она принимает как первое, так и второе без проявлений каких-либо эгоистичных эмоций, позволяя им течь и исчезать, как только они появляются. Они исчезают, не коснувшись ее.
После того как закончилось время моего уединения с Урсулинками в Тононе, я возвращалась через Женеву. Не найдя никаких других средств передвижения, я воспользовалась лошадью, которую дал мне один француз. Поскольку я не была обучена верховой езде, мне поначалу пришлось трудно. Но так как он заверил меня, что лошадь очень спокойная, я рискнула на нее сесть. Как только я села в седло, один кузнец, посмотрев на меня злым взглядом, ударил лошадь с такой силой, что это заставило ее встать на дыбы. Она сбросила меня на землю, и все думали, что я погибла. Я ударилась виском. Одна из лицевых костей и два зуба были сломаны. Но незримая рука поддерживала меня, и вскоре я уже взобралась, как могла, на другую лошадь, а один человек сбоку поддерживал меня в седле.
Родственники оставили меня в покое в Гексе. Они услышали в Париже о моем чудесном выздоровлении, ибо эта история произвела много шума там. Многие люди, известные своей святостью, написали мне тогда. Я получила письма от мадмуазель де Ламуаньен, а также от другой молодой дамы, которая была столь тронута моим ответом, что прислала мне сотню пистолей для нашей обители. Кроме того, она сообщила мне, что если я буду нуждаться в деньгах, то мне стоит только написать ей, и она сразу вышлет мне столько, сколько я пожелаю. В Париже говорили о том, чтобы напечатать рассказ о моем пожертвовании, упомянув в нем о чуде моего внезапного исцеления. Я не знаю, что этому способствовало, но таково непостоянство творений, ибо эта поездка, которая в то время принесла мне столько одобрительных отзывов, позже послужила поводом для странным образом обрушившегося на меня осуждения.
