«Который говорит: “Остановись, не подходи ко мне, потому что я свят для тебя"» (Исаия 65:5).
Мы говорим о движении Святости в наши дни, и слава Богу за это. Мы очень много наслышаны об искателях святости и о профессорах святости, об учении святости и о служениях святости. Благословенные истины святости во Христе и святости по вере акцентируются, как никогда ранее. Большой проверкой, является ли та святость, которую мы ищем или обрели, истиной и жизнью, будет то, проявляется ли эта святость в умножении смирения. В творении смирение является тем необходимым условием, при котором Божья святость может жить в нем и сиять через него. В Иисусе, Святом Божьем, Который делает нас святыми, Божественное смирение было секретом Его жизни и Его смерти, и Его возвышения. Безошибочным тестом нашей святости будет смирение перед Богом и людьми. Смирение – это расцвет и красота святости.
Главной отличительной чертой подделки святости является отсутствие смирения. Каждый искатель святости должен быть осторожен, чтобы то, что он начал по духу, он не стал неосознанно завершать по плоти с примесью гордости, где ее присутствие меньше всего ожидается. Два человека пришли в храм помолиться: один фарисей, а другой мытарь. Не существует места или положения более святого, но фарисей может пробраться и туда. Гордость может поднять свою голову в самом храме Божьем и сделать поклонение Богу сценой собственного возвышения. С того времени, как Христос показал всем гордость фарисея, этот фарисей стал облачаться в одежду мытаря, и тот, кто глубоко исповедует греховность, являясь никем иным как профессором высшей святости, должен поберечься. Именно тогда, когда мы более всего желаем предоставить свое сердце в виде храма Богу, мы обнаружим двух людей, которые пришли помолиться. И мытарь увидит, что опасность для него представляет не фарисей рядом с ним, презирающий его, но фарисей внутри него, возвышающий сам себя. В Божьем храме, когда мы думаем, что находимся на святейшем месте, в присутствии Его святости, давайте не забывать о гордости. «И был день, когда пришли сыны Божии предстать пред Господа; между ними пришел и сатана».
«Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, или как этот мытарь». И то, что само по себе является причиной нашей благодарности, в самом благодарении, которое мы предоставляем Богу, а, возможно, в самом исповедании, что Бог сделал все это, эгоизм находит повод для самодовольства. Да, даже когда в храме слышны лишь слова покаяния и упования на Божью милость, фарисей может взять ноту хвалы и, благодаря Бога, поздравлять самого себя. Гордость может рядиться в одежды хвалы или покаяния. Даже если слова: «Я не таков, как прочие люди» подвергаются осуждению и обычно не употребляются, можно слишком часто обнаружить сам дух, стоящий за этими словами, в нашем отношении к собратьям, поклоняющимся вместе с нами. Если вы хотите узнать, на самом ли деле это так, тогда послушайте, как церкви и христиане часто говорят друг о друге. Как мало кротости и мягкости Иисуса можно увидеть в их словах. Так мало вспоминается о том, что глубокое смирение должно быть ключевой нотой всего того, что слуги Иисуса говорят о самих себе или друг о друге. Разве не много таких церквей или собраний святых, разве не много миссий или конвенций, сообществ и комитетов, а также миссий в самом сердце язычества, где гармония нарушена, и работа Божья терпит ущерб, потому что те люди, которые считались святыми, показали себя раздражительными и нетерпеливыми, самонадеянными и скорыми на осуждение, что они вовсе не почитают других выше себя, и что их святость содержит в себе очень малую долю кротости святых? В своей духовной истории люди могут иметь времена великого смирения и сокрушения, но как это отличается от того, чтобы быть облаченным в смирение, иметь кроткий дух и такое смирение разума, при котором каждый считает себя слугой для других, тем самым являя тот же самый ум, который был во Христе Иисусе.
«Остановись, не подходи ко мне, потому что я свят для тебя». Что за пародия на святость! Иисус, Святый Божий, является смиренным Агнцем: самый святой всегда будет самым смиренным. Нет никого святого, кроме Бога: у нас столько святости, сколько мы имеем Бога. И в соответствии с тем, что мы имеем от Бога, и будет нашим настоящим смирением, так как смирение – это ничто иное, как исчезновение себя при виде того, что Бог есть Все. Самый святой будет самым смиренным. Увы! Хотя открыто хвастающегося иудея дней Исаии можно найти не так часто, даже в своих манерах мы научены не говорить подобным образом, как часто его дух все еще проявляется и в обращении с собратьями-служителями, и с детьми мира сего. Тот дух, которым высказываются мнения и предпринимаются дела, и выявляются ошибки, как часто притом, что надета одежда мытаря, голос все равно фарисейский: «Боже! Благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, или как этот мытарь».
Тогда можно ли найти такое смирение, при котором люди действительно почитают себя наименьшими из святых и слугами для всех? Да, можно. «Любовь не ищет своего, не превозносится, не гордится». Где дух любви разливается в человеческом сердце, где Божественный характер находит свое полное рождение, где Христос, кроткий и смиренный Агнец Божий, воистину формируется внутри, там имеется сила совершенной любви, которая забывает о себе и находит блаженство в благословении других, в снисхождении к другим и почитании их, какими бы слабыми они ни были. Куда входит такая любовь, туда входит и Бог. И куда Бог входит со Своей силой и являет Себя как Все во всем, там творение становится ничем. Где творение становится ничем перед Богом, оно не может быть никаким другим, а только смиренным по отношению к своим собратьям-созданиям. Присутствие Божье становится не предметом времен и сроков, но тем покрытием, под которым обитает душа, и ее глубокое унижение перед Богом становится святым местом Его присутствия, откуда проистекают все слова и дела.
Пусть Бог научит нас тому, что наши мысли, слова и чувства по отношению к нашим собратьям являются Его экзаменом на наше смирение перед Ним, и что наше смирение перед Ним является единственной силой, которая может наделить нас способностью быть всегда смиренными с нашими братьями. Наше смирение должно быть жизнью Христа, Агнца Божьего, внутри нас.
Пусть все учителя святости, будь то на кафедре или на сцене, а также все искатели святости, будь то в молитвенной комнате или на конференции, примут одно предупреждение. Не существует гордости настолько опасной, так как никакая другая не является настолько незаметной и коварной, как гордость святости. И дело не в том, говорит ли человек или даже думает подобным образом: «Остановись, не подходи ко мне, потому что я святее тебя». Конечно же, нет, так как мысли можно тщательно охранять. Но совершенно подсознательно возрастает сокрытая привычка души, которая чувствует самодовольство от своих достижений и не может не видеть того, насколько она продвинулась вперед и оторвалась от других. Ее не всегда можно различить в какой-либо особой самонадеянности или самовосхвалении, но просто в отсутствии того глубокого самоуничижения, которое не может не быть характерной чертой той души, которая увидела славу Божью (Иов 42:5-6; Исаия 6:5). Она проявляет себя не только в словах или мыслях, но в самом тоне разговора, в том, как мы говорим о других, в чем те, которые имеют дар духовного различения, не могут не увидеть силу эгоизма. Даже мир с его наметанным глазом замечает это и указывает на это как на доказательство того, что заявление о небесной жизни не содержит в себе никаких небесных плодов. О, братья! Давайте будем осторожны. Если мы не произведем увеличение смирения во время нашего исследования, с каждым новым пониманием святости, мы можем обнаружить, что упиваемся прекрасными мыслями и чувствами, торжественными актами посвящения и веры, тогда как все это время нам не хватало единственно верного признака присутствия Божьего, а именно: исчезновения себя. Придите, и давайте устремимся к Иисусу, сокрыв себя в Нем, пока не облечемся в Его смирение. Лишь это является нашей святостью.