«Не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?» (1 Иоанна 4:20)
Какая отрезвляющая мысль, что наша любовь к Богу может быть измерена нашим ежедневным общением с людьми и той любовью, которая при этом проявляется. Нашу любовь к Богу можно считать иллюзией, кроме той, которая выдержала испытание повседневного общения с окружающими нас людьми. Точно так же дело обстоит и с нашим смирением. Легко думать, что мы смирены перед Богом: смирение по отношению к людям будет единственным веским доказательством того, что наше смирение перед Богом реально, что оно поселилось посреди нас и стало самим нашим естеством, что мы на самом деле, подобно Христу, лишили себя всякой репутации. Когда в присутствии Божьем смирение сердца стало не позой, которую мы принимаем, молясь Богу, но самим духом жизни, тогда это проявится во всех наших взаимодействиях с братьями. Этот урок имеет чрезвычайную важность: единственное смирение, которое воистину является нашим, – это не то, что мы стараемся проявить перед Богом в молитве, но то, которое мы носим внутри себя и проявляем через себя в своем ежедневном поведении. Незначительные вещи повседневной жизни являются важными экзаменами вечности, так как они показывают, какой дух на самом деле обладает нами. В самые неожиданные для нас моменты мы показываем и видим, кем мы воистину являемся. Чтобы узнать смиренного человека и то, как он себя ведет, ты должен последовать за ним во все его дела повседневной жизни.
Разве не этому учил Иисус? Когда ученики спорили, кто из них наибольший; когда Он видел, как фарисеи выбирали лучшие места на пиршествах и в синагогах; когда Он показывал Своим ученикам пример, омыв их ноги,– тогда Иисус преподавал им уроки смирения. Смирение перед Богом – это ничто, если оно не подтверждено смирением перед людьми.
Об этом же говорил и Павел в своих учениях. К римлянам он писал: «В почтительности друг друга предупреждайте»; «Не высокомудрствуйте, но последуйте смиренным». «Не будь мудрецом в своих глазах». К коринфянам: «Любовь,– и не существует любви без смирения в ее сути,– не превозносится, не гордится, не ищет своего, не раздражается». К галатам: «Любовью служите друг другу». «Не будем тщеславиться, друг друга раздражать, друг другу завидовать». К ефесянам сразу же после трех чудесных глав о небесной жизни: «Со всяким смиренномудрием и кротостью и долготерпением, снисходя друг ко другу любовью»; «Благодаря всегда … повинуясь друг другу в страхе Божием». К филиппийцам: «Ничего не делайте по любопрению или по тщеславию, но по смиренномудрию почитайте один другого высшим себя. Ибо в вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе, Который уничижил Себя Самого, приняв образ раба и смирил Себя». И к колоссянам:«Итак облекитесь в милосердие, благость, смиренномудрие, кротость, долготерпение, снисходя друг ко другу и прощая взаимно, как Христос простил вас». Именно в наших взаимоотношениях друг с другом, в нашем почитании друг друга должно проявляться истинное смирение разума и сердца. Наше смирение перед Богом само по себе не многого стоит, но оно подготавливает нас проявить смирение Иисуса нашим братьям. Давайте исследуем смирение в повседневной жизни в свете этих слов.
Смиренный человек во всякое время ищет того, чтобы поступать по правилу: «В почтительности друг друга предупреждайте; служите друг другу; каждый почитай другого выше себя; подчиняйтесь друг другу». Очень часто можно услышать вопрос: «Как мы можем считать других выше себя, если мы видим, что они очень сильно уступают нам в мудрости или святости, в дарах или благодати?» Этот вопрос сразу же показывает то, как мало мы понимаем, что есть действительное смирение разума. Истинное смирение приходит тогда, когда в свете Божьем мы видим, что сами из себя ничего не представляем, и решаем изгнать всякий эгоизм, чтобы позволить Богу быть для нас всем. Та душа, которая сделала такой выбор, может сказать: «Я потерял себя, найдя Тебя, и больше не сравниваю себя с другими». Такой человек навсегда оставил любую мысль о себе в присутствии Божьем; он встречает своих братьев как тот, кто является ничем и ничего не ищет для себя; кто является слугой Божьим и ради Него – слугой для всех. Верный слуга может быть мудрее своего хозяина и все же сохранять истинный дух и сердце слуги. Смиренный человек смотрит на каждого самого слабого и ничего из себя не представляющего дитя Божьего и почитает его сыном Царя, предупреждая его в почтительности. Дух Того, Кто омыл ноги ученикам, делает для нас радостью то, чтобы быть воистину наименьшим и слугой для всех.
Смиренный человек не испытывает никакой ревности или зависти. Он может славить Бога в такие времена, когда ему предпочитают других и благословляют на его глазах. Он спокойно выдерживает те моменты, когда хвалят других, а о нем забывают, так как в Божьем присутствии он научился говорить словами Павла: «Я ничто». В качестве духа своей жизни он принял дух Иисуса, Который не угождал Себе и не искал Своей собственной славы.
Среди всего того, что считается искушением нетерпения и раздражительности, злых мыслей и резких слов, которые рождаются из-за грехов и падений братьев-христиан, смиренный человек носит в своем сердце и являет в своей жизни постоянное предписание: «Снисходя друг ко другу и прощая взаимно, как Христос простил вас». Он научился, что, облекаясь в Господа Иисуса, он принимает в себя сердце сострадания, доброты, смирения, кротости и долготерпения. Иисус занял то место, где раньше находился эгоизм, и теперь для него не является невозможным прощать так, как прощал Иисус. Его смирение состоит не просто из мыслей и слов самоуничижения, но, как говорит Павел, из «смиренного сердца», руководимого состраданием и добротой, кротостью и долготерпением, – всего того, что присуще Агнцу Божьему.
В погоне за большими переживаниями христианской жизни, верующий часто попадает в опасность нацелиться и радоваться тому, что можно назвать, скорее, человеческими достоинствами, такими как смелость, радость, пренебрежение к миру, рвение, самопожертвование, – даже древние стоики учили этому и практиковали все это, – тогда как остается без внимания более глубокая и мягкая, Божественная небесная благодать. Та благодать, о которой прежде всего учил Иисус на земле и которая больше всего связана с Его крестом и смертью для самого себя: благодать быть нищим духом, кротким и смиренным. Таким образом, давайте примем сердце сострадания, доброты, смирения, кротости и долготерпения. Давайте явим свое подобие Христу не только в рвении спасать потерянных, но, прежде всего, в наших взаимоотношениях с братьями, снисходя друг ко другу и прощая взаимно, как Христос простил нас.
Братья-христиане, давайте исследуем библейский портрет смиренного человека. И давайте спросим своих братьев, а также окружающий нас мир, видят ли они в нас подобие оригиналу. Давайте не удовлетворяться ничем меньшим, кроме принятия всех этих мест Писания в качестве обещания того, что Бог сотворит в нас, как словесное откровение того, что Дух Иисуса родит в нас. И пусть каждая неудача и недостаток лишь побуждают нас кротко и смиренно обратиться к кроткому и смиренному Агнцу Божьему с уверенностью в том, что там, где Он восседает на троне сердца, Его смирение и мягкость станут тем потоком живой воды, которая потечет из нас.
(«Я знал Иисуса, и Он был очень дорог моей душе, но я нашел нечто в себе, что не хотело быть приятным, терпеливым и добрым. Я делал все, что было в моих силах, чтобы избавиться от этого, но оно продолжало оставаться там. Я стал умолять Иисуса, чтобы Он что-то сделал для меня, и когда я подчинил Ему свою волю, Он вошел в мое сердце и забрал все то, что не хотело быть добрым, не хотело быть приятным, не хотело быть терпеливым, а затем закрыл дверь». – Джордж Фокс)
Еще раз повторю то, что я говорил раньше. Я чувствую, что мы имеем очень слабое представление о том, что Церковь страдает от недостатка этого Божественного смирения, которое дает Богу возможность проявить свою силу. Не нужно много времени для того, чтобы христианин со смиренным, любящим духом, познакомившись с несколькими миссионерскими станциями в разных странах, выразил свое глубокое сожаление о том, что в некоторых случаях там очень недоставало духа любви и снисхождения. Мужчины и женщины, которые в Европе могли сами выбирать свой собственный круг друзей, попадая в тесное общение с теми, кто не был близок им по духу, находили трудным любить и снисходить, и сохранять единство Духа в союзе мира. И те из них, которые должны были стать радостью для своих собратьев, стали помехой и обузой. И все по одной причине: отсутствие смирения, которое почитает себя за ничто, которое радуется, будучи последним, и ищет лишь того, чтобы, подобно Иисусу, быть слугой, помощником и утешителем других, даже самых незначительных людей.
И откуда берется то, что люди, которые с радостью отдали себя Христу, находят таким трудным отдать себя братьям? Разве это не позор для Церкви? Она так мало учит своих сыновей тому, что смирение Христа является первой добродетелью, наилучшей из всех благодатей и сил Духа. Но не будем разочаровываться. Пусть то, что мы обнаружили недостаток этой благодати, побудит нас к еще большему ожиданию от Бога. Давайте будем смотреть на каждого брата, который доставляет нам беспокойство, как на Божье средство благодати, Божий инструмент для нашего очищения, для нашего упражнения в том смирении, которым Иисус, Жизнь наша, дышит внутри нас. И давайте иметь такую веру во все от Бога и ничего от себя, что, будучи никем в своих собственных глазах, мы бы могли, в силе Бога, искать лишь того, чтобы служить друг другу в любви.
